Стани́слав Лем (Stanisław Lem; 1921 — 2006) — выдающийся польский писатель (прозаик и драматург), сатирик, философ, фантаст и футуролог. Автор фундаментального труда «Сумма технологии», в котором предвосхитил создание виртуальной реальности, искусственного интеллекта, нанороботов, а также развил идеи автоэволюции человека, сотворения искусственных миров, и многие другие.
Безвкусица — всегда подражание чему-то такому, что некогда излучало сияние подлинности, а после копировалось и вылизывалось, пока не опустилось на самое дно.
Будущее всегда выглядит иначе, нежели мы способны его себе вообразить.
В космосе ничего не пропадает.
Глупость — движущая сила истории.
Добро и зло асимметричны друг по отношению к другу. Добро не ссылается на зло в подтверждение своей правоты, а зло всегда выдает за свое оправдание то или иное добро.
Если ад существует, то он наверняка компьютеризирован.
Если что-либо, от атома до метеоритов, пригодно к использованию в качестве оружия, то оно будет таким образом использовано.
Любой широко задуманный проект — розовый он или черный — отделяется со временем от проектировщика и окончательный вид принимает в результате коллективных усилий, согласно своей внутренней логике.
Мир нужно изменять, иначе он неконтролируемым образом начнет изменять нас.
На технологию можно сердиться, технологию можно не признавать, к процессу ее развития можно иметь претензии точно так же, как ненавидеть законы термодинамики или держать зло на гравитацию. Явления, подобные законам Природы, в какой-то мере можно приручать, одомашнивать, впрягать в наши дела и работу. Зато писать против них научные труды или воспринимать их как зло — все это несет в себе столько же смысла, сколько дисциплинарное бичевание моря за то, что оно поглотило корабли какого-то тирана.
Наш век не знает других властителей, кроме пекущихся о благе людей.
Некрасиво устраивать публичный конец света для устройства своих личных дел. — о жанре Апокалиптика
Ни одна религия не может ничего сделать для человечества, потому что она не является опытным знанием. Конечно, она уменьшает «боль бытия» для индивидуумов, — а мимоходом увеличивает сумму несчастий, мучающих всех, именно вследствие своей беспомощности и бездеятельности по отношению к массовым проблемам. Так что ее нельзя защищать даже с прагматической точки зрения как полезное орудие, потому что это орудие плохое, беспомощное перед лицом главных проблем человечества.
Ошибки простительны, если они ведут к отказу от ошибочных взглядов и к поступкам, которые отсюда следуют.
Пока не воспользовался интернетом, не знал, что на свете есть столько идиотов.
Политик не должен быть слишком умён. Очень умный политик видит, что большая часть стоящих перед ним задач совершенно неразрешима/
Почему тебя не пугает машина, которая в тысячу раз сильнее тебя, но ужасает мысль о машине, которая многократно превосходит тебя интеллектом?
Прагматически зло оказывается эффективней добра, коль скоро добро должно изменять себе, чтобы сдерживать зло.
Путь к звездам ведет через многолетнее заключение. Астронавтика пахнет тюрьмой.
Современная цивилизация — обмен ценностей на удобства.
Суть старости в том, что приобретаешь опыт, которым нельзя воспользоваться.
Цивилизацию создают идиоты, а остальные расхлебывают кашу.
Человек — существо, которое охотнее всего рассуждает о том, в чем меньше всего разбирается.
Чем тотальнее истребление, тем большая его окружает секретность.
Эта книга умнее меня самого. — о «Сумме технологии»
Ребенок, полагая, что перед ним яйцо, дает волю жажде разрушения и, пнув его, разбивает скорлупу; тогда содержащиеся в псевдояйце споры выходят на волю и проникают в детский организм. Из зараженного ребенка вырастает с виду нормальная особь, однако через какое-то время наступает бредовизация, уже неизлечимая: картежничество, пьянство, разврат – таковы неизбежные фазы болезни, которая оканчивается либо летальным исходом, либо блестящей карьерой.
Из «Нечто вроде кредо»
Я обладаю силой воображения и являюсь рабом логики; мне трудно представить себе нечто такое, что никак не связано с реальной действительностью. Я просто не могу перестать мыслить логически и это для меня важно. Все, что я здесь сказал, основано на моем жизненном опыте и нескольких тысячах прочитанных мной книг, принадлежащих лучшим умам, которые когда-либо существовали. И пусть даже никто не может знать этого априори — все-таки ни в чем я не уверен так безусловно, как в том, что могу очень быстро отличить умницу от дурака, слепца от гения по нескольким взятым наудачу страницам... Отсюда следует также, что я всегда готов полностью пересмотреть свои суждения, взгляды, оценки, если встречу убедительные доказательства противоположной точки зрения.
«Сказка о трех машинах-рассказчицах короля Гениалона» (Bajka о trzech maszynach opowiadajacych krola Genialona), 1967
...перед каждой цивилизацией имеются два пути, а именно - либо себя самое замучить, либо до смерти заласкать. То либо другое она совершает, пожирая мало-помалу Космос и перерабатывая остатки звезд в унитазы, колесики, шестеренки, портсигары и подушечки-думки, а происходит так оттого, что, не умея Космос понять, она норовит все Непонятное как-нибудь переиначить в Понятное и не унимается, пока туманности в клоаки не переделает, а планеты в диваны и бомбы, руководствуясь при этом Высшей Идеей Порядка, ибо лишь Космос заасфальтированный, канализированный и каталогизированный кажется ей в меру пристойным...
Разуму по причине его ненасытности лишь тогда хорошо, когда удается какой-нибудь гейзер космический поработить или атомный рой приневолить к изготовлению мази против веснушек, после чего он не мешкая набрасывается на следующий феномен, дабы и этот трофей приторочить к поясу средь прочей сциентистской добычи.
«Кибериада» (Cyberiada)
И в самом деле, зачем раскапывать звезды, подвергаясь ожогам третьей степени, зачем кидаться на другой конец Вселенной, зачем шевелить пальцем, когда маленькая проволочка, вставленная в мозг, все превосходно уладит?
Из рассказов и пьес
Хорошие книги всегда правдивы, даже если в них описываются события, которых никогда не было и не будет. Они правдивы в другом смысле — если в них говорится, к примеру, о космонавтике, то говорится так, что словно чувствуешь эту тишину, которая совсем не похожа на земную, это спокойствие, такое абсолютное, нерушимое…
«Рассказ Пиркса» (Opowiadanie Pirxa)
— А вы верите в бога?
— Верю.
— И думали, что робот не должен верить?
— Ну да.
— Но ведь и робот может верить в бога…
«Дознание. Рассказы о пилоте Пирксе» (Rozprawa)
Вера абсолютно необходима и вместе с тем совершенно невозможна.
«Звёздные дневники Ийона Тихого. Путешествие двадцать первое»
Никто ничего не читает; если читает, ничего не понимает; если понимает, немедленно забывает.
«Одна минута человечества» (J. Johnson and S.Johnson «One human minute», 1983)
Люди не жаждут бессмертия. Они просто не хотят умирать.
«Из воспоминаний Ийона Тихого. II»
Никогда не позволяйте, чтобы за вас думали другие.
«Странный гость профессора Тарантоги»
Из романа «Больница Преображения»
Szpital przemienienia
Секуловский в беседах со Стефаном (в психиатрической больнице)
— Взгляните на лица, — сказал он, — на эти типично американские рожи. Какое самодовольство, как все разложено по полочкам… обед, ужин, постель и подземка. Ни минуты для метафизики, для размышлений о жестокости Вещей.
— Запомните-ка, — продолжал Секуловский, — все существует во всем. Самые далекие звезды влияют на венчик цветка. В росе нынешнего рассвета — вчерашнее облако. Все сплетает между собой вездесущая взаимозависимость. Ни единая вещь не может вырваться из-под власти других. А тем более — вещь мыслящая, человек. Камни и лица отражаются в вашем сне. Запах цветов искривляет направление наших мыслей. Так почему же не моделировать произвольно то, что формировалось случайно?
— Я где-то сказал (кажется, в «Вавилонской башне»), что человек напоминает мне такую вот картину: будто бы кто-то в результате многих сотен веков кропотливого труда вырезал восхитительно прекрасную золотую фигурку, одарив каждый сантиметр ее поверхности изумительной формой. Молчащие мелодии, миниатюрные фрески, красота всего мира — и все это собрано в единое целое, подчинено воздействию тысяч волшебных законов. И эту стройную фигурку вмонтировали в нутро машины, которая перемешивает навозную жижу. Вот вам примерно и место человека на свете.
Отец и сын
— Мы так плохо друг друга знаем. У меня никогда не бывало времени. Теперь я вижу, что, в сущности, все равно: те, кто торопится, и те, у кого есть время, приходят в одно и то же место. Никогда не жалей, не жалей. — И, помолчав, добавил: — Никогда не жалей, что был тут, а не там, что мог сделать, а не сделал. Не верь этому. Не сделал, значит, не мог. Во всем свой смысл только потому, что все кончается. Видишь: всегда и везде — это ведь то же самое, что никогда и нигде. Не жалей, запомни это!
Отец опять замолчал, задышал труднее, чем прежде.
— Я, собственно, не то хотел тебе сказать. Но меня уже и собственная голова не слушается.
— А тебе хорошо, Стефан?
Стефан не знал, что ответить.
— Я не спрашиваю тебя, счастлив ли ты. О том, что счастлив, человек узнает только после, когда это проходит. Человек живет переменой.
— Не слушать советов — это тоже мудрость. Но ничьих, помни.
— …ты не умел прощать, а в этом, в сущности, все, больше ничего и не надо.
Из статей
Универсум писателей и универсум учёных всё больше отдаляются друг от друга. — Об упрощении научной картины мира в литературе.
— «Фантастика и космология», 1979
Я считаю, что если парапсихологические явления реальны, то для освоения этой реальности наука должна коренным образом перестроиться. Но все, что происходит и будет происходить в этой области, всегда будет недостаточным побудительным импульсом для возведения на совершенно новом фундаменте всего здания науки. Практические и теоретические соображения указывают на то, что если эти феномены и будут включены в область науки, то лишь благодаря такому переустройству ее, которое будет проистекать из достижений, не инспирированных самой парапсихологией и теми, кто ее фронтально атакует. Наука, образно говоря, в своем неустанном восхождении достигнет наконец такой высоты, с которой природа сверхчувственных явлений выяснится как бы мимоходом, побочно, как открытие случайное, но не единственное и не главное, не то, ради которого развивается по восходящей линии процесс познания. Таковы по крайней мере мои убеждения в этом вопросе. Sed tamen potest esse totaliter aliter[1].
— О сверхчувственном познании. Rozprawy i szkice. Krakow, 1975.
Из романа «Солярис»
Аргументы разума бессильны перед господствующей моралью.
Об экранизации романа «Солярис»
о вышедшем на экраны в 1972 г. фильме «Солярис» режиссера Андрея Тарковского, по книге: Stanisław Bereś, Rozmowy ze Stanisławem Lemem, Wydawnictwo Literackie, Kraków 1987, ISBN 83-08-01656-1
К этой экранизации я имею очень принципиальные претензии. Во-первых, мне бы хотелось увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссер лишил меня этой возможности, так как снял камерный фильм. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не Солярис, а Преступление и наказание.
В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого.
У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нем домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения.
Тот эмоциональный соус, в который Тарковский погрузил моих героев, не говоря уже о том, что он совершенно ампутировал «сайентистский пейзаж» и ввел массу странностей, для меня совершенно невыносим.
Однако я должен пояснить, что весь фильм целиком я не видел, а видел лишь 20 минут из второй части, но зато я хорошо изучил сценарий, потому что русские обычно посылают автору отдельную копию.
Из интервью
Общий принцип, которого я стараюсь придерживаться, гласит, что следует быть на стороне слабого. Ничего не могу с собой поделать, но я всей душой на стороне чеченцев, хотя, естественно, понимаю горе семей, которые оплакивали своих близких, оказавшихся в числе заложников. Слабые иногда имеют право прибегать к средствам, которые не предусмотрены международными конвенциями.
Оригинальный текст (польск.) [показать]
— Hamulcowe klocki // Tygodnik Powszechny, 1995, 27, цитируется по «Świat według Lema»